Первая запись в этом дневнике сделана Дмитрием Дмитриевичем 7 января 1919 года (25 декабря 1918 по старому стилю), сразу после большевистского переворота в Киеве. Его отец, Д. В. Литовченко, председатель Петербургской Палаты, привез сюда семью из Петербурга, пытаясь спасти ее от большевистского террора. После переворота в Киеве Дмитрий и его товарищи решили уходить к Деникину, в Одессу: «...единственное, что остается нам, интеллигентным людям, это сражаться с большевиками», — записал он в дневнике. (Отца не успели арестовать — он уже умирал от рака. Мать после его смерти бежала с Добровольческой армией.) В Одессе тогда сконцентрировались все политические силы, возглавлявшие сопротивление большевикам. Здесь были и союзники: кроме французских войск греки, румыны, поляки, сербы и англичане. Правда, воевать они пока не собирались.

«Надо надеяться, здесь все оправится и близок конец ненавистному большевизму», — записывает Дмитрий Литовченко 3 июля (20 июня).

История, как мы знаем, жестоко обошлась с этими юношами, с их надеждами. В журнале публикуется та часть дневника, в которой записаны впечатления о долгом пути от Каспийского моря (г. Гурьев) до Омска и о пребывании преображенцев в армииКолчака.

 

11 июня (29 мая ст. ст.)

Вот уж попали мы в настоящую Азию — в этот Гурьев. Городишко самый жалкий. Население наполовину дикари-киргизы, магазинов нет, извозчиков нет, ходят по улицам верблюды. Ну, словом, все атрибуты азиатского городка. Остановились мы у очень милого, гостеприимного казака, С утра пошли на разведку по штабам узнавать, что и как, тем более что нам объявили о мобилизации всех приезжающих офицеров в Уральскую Армию. В штабе нам предоставили возможность ехать в Сибирь по любому направлению, но точно не могли нам даже сказать, как проехать. Мы колеблемся и не знаем, двинуться нам через Киргизские степи на Актюбинск—Орск или же ехать вдоль по Уралу на Лбищенск, а там мимо Оренбурга на Уфу. Обстановка крайне невыясненна, а главное, неизвестно точно, где имеются большевики. Ехать придется на лошадях, верст 1000-1200 в том и в другом направлении, только чтобы добраться до передовых частей армии Колчака. Вечером переехали в реквизированные нам квартиры. Пока поживем здесь до выяснения обстоятельств и немного подождем адмирала Бубнова.

12 июня (30 мая ст. ст.)

Обстановка выяснилась, и мы выбрали себе вполне определенное направление: на Лбищенск вдоль р. Урала, затем переправляемся на азиатский берег реки и через степи потом на Илецкую Защиту, выезжаем на железную дорогу восточнее Оренбурга и по ней едем на Орск—Троицк. Предъявив в штабе наши командировки, мы получили [4] открытые листы на бесплатный проезд по территории Уральского войска с предписанием оказывать нам содействие при переезде. Путь придется совершать почти целиком до Орска на лошадях. По нашим расчетам, до Орска по нашему маршруту 1100—1200 верст. Большевиков по пути сейчас нигде нет и опасности не предвидится. Адм. Бубнова ждать не будем.

13 июня (31 мая ст. ст.)

Решили ехать завтра, если достанем лошадей. Первый наш этап — Лбищенск (380 верст дороги). Ехать придется попарно на маленьких корзинках и на тележках (одноколках).

14(1) июня

В шесть с половиной часов утра выехали на Лбищенск по Уральскому тракту. Ехать будем от станицы до станицы маленькими перегонами по правому берегу р. Урала. На каждой остановке задерживаемся с лошадьми, и потому много нам не удается проехать за день. К вечеру покрыли расстояние в 8 5 верст. Остановились на ночевку в ст. Боксаевской. Ехали весь день по ровным, как скатерть, степям безо всякой растительности. Только изредка встречали кибитки кочующих киргизов и караваны верблюдов. Селенья идут по берегу Урала. Население живет исключительно рыбачеством, но живет богато. Настроение у здешних казаков прекрасное. Гостеприимство развито такое, что всюду кормят и денег не берут. Наряжают подводы здесь хорошо, и дело это налажено. Не знаю, как будет дальше. Холод стоит собачий, и мы едем в шубах.

15(2) июня

Выехали в 6 часов дальше, проехали за день 83 в. и остановились на ночевку в ст. Гребенщиковской. Дорога по-прежнему идет все по степи, котор., положим, становится оживленнее. Так, мы встретили по пути целые стада верблюдов и дромадеров. С лошадьми задержки не было, и только одна наша повозка пошла, запряженная верблюдом. Потеплело.

16(3) июня

Рано утром выехали дальше. Проехали за день 92 версты, сделав в перегонах. Ландшафт тот же: степь и степь, и больше ничего другого — стало сразу жарко. Остановились ночевать в станице Круглой у богатых казаков. Удивительно радушный по нынешним временам народ. Становится немножко утомительно ехать на трясучих подводах. К вечеру вытряхивает все внутренности.

17(4) июня

Двинулись дальше. Остановок решили не делать. Порядок езды тот же. В каждой станице нам наряжают новых лошадей, и мы почти без остановок едем. Спим не более 5—6 час. Все остальное время мы в движении. Завтра рассчитываем быть утром в Лбищенске, где и решим, как ехать дальше. Проехали за день 86 верст. Ночевали в ст. Мерченской.

18(5) июня

Наконец совершили наш первый этап и, проехав еще 30 верст, добрались до Лбищенска, где будем переправляться через р. Урал на азиатскую сторону. У нас теперь задача добраться до Илецкой Защиты (Илецк). Возможны 2 пути: по тракту через Киргизское царство Алаш-Орды и через хохлацкие деревни (круговой, но более удобный). По тракту около 300 верст надо ехать степями и неизвестно, как доставать лошадей. По второму пути мы даже точно не знаем, сколько верст, вероятно, около 400, но зато мы на одной подводе бессменно проедем более 200 верст и ехать будем по хохлацким деревням. Остановились на втором направлении и завтра в 5 часу утра выезжаем на 4 подводах, принадлежащих хохлам, которые возят хлеб уральцам и возвращаются домой. Покидаем завтра уральцев — единственную часть русского населения, которая не поддалась большевизму и героически отстаивает свою страну от вторжения большевиков. Старики-уральцы настроены великолепно и ни при каких условиях не сдадутся. Узнали здесь кое-какие подробности о Колчаке. Оказывается, наступление его армии было приостановлено после переброски громадных красных сил с Украины на Сибирский фронт и вследствие внутренних больших беспорядков, которые были подавлены войсками, взятыми с фронта, причем решено было ослабить фронт и даже отступить, но раз и навсегда самыми суровыми мерами пресечь внутренние выступления.

19(6) июня

В 5 часов утра перебрались на пароме через Урал и погрузились на [повозки], наряженные нам хохлами. Мы должны проехать <...> более 200 верст. Лошади прекрасные, повозки парные. Выехали в Киргизские степи, где нет аулов и редко где встречаются кибитки кочующих азиатских дикарей. Степи здесь гораздо плодороднее уральских, местами растет высокая трава. Сегодня мы уже в Азии, но затем нам снова придется в Европу, в Орск. Ехали почти весь день без больших остановок. Проехали верст 80. Останавливалисьу киргизов в кибитках, и они нас угощали своими кушаньями.

20(7) июня

Продолжаем наше путешествие по степям. Воды много (речки и колодцы), и потому не страдаем от жажды. Выехали из степей на линию переселенческих поселков. Живут здесь очень хорошо и богато, много культурнее, чем в России. Подводы наши довезли нас до дер. Свято-Духовка (70 верст от места ночевки), но т. к. мы приехали рано, то мы еще продвинулись на 12 верст на восток в дер. Александровка, где и ночевали. До Илецкой Защиты ближе, чем мы предполагали — осталось не более 180 верст. Думаем проехать хохлацкими поселками до самого Илецка. Подводы теперь нам наряжают сельские старосты, и задержек пока нет.

21(8) июня

Двинулись дальше через поселки Нехворащанский, Зборный, Миргородский. К ночи приехали в Чиликский базар на реке Илеке. Проехали за день 100 верст. Вторую половину пути совершали снова по Киргизским степям.

22(9) июня

Переночевав в Чилике, мы переправились на пароме через Илек и снова очутились в Европе в Оренбургской губернии. Ехать нам придется вдоль реки на Илецкую Защиту (Соляную), верст 75 по казачьим станицам. Оренбург пока еще не взят. Вообще, сведений по пути у нас очень мало и мы совсем отрезаны от белого света и не знаем, что делается. Проехали за день всего 65 верст и остановились ночевать в дер. Ветдянской, не доехав до Илецкой Защиты. Оренбуржцы наряжают очень скверно лошадей, и в каждой станице задерживаешься. Настроение у оренбуржцев значительно хуже, чем у уральцев. Они, оказывается, совсем недавно как оправились после развала на фронте.

23(10) июня

Проехав 15 верст, добрались наконец до нашего второго этапа — Илецкой Защиты (Илецка). Узнали точно наше дальнейшее направление. Нам придется ехать на станицу Верхне-Озерную и на станцию жел. дор. Дубиновку, откуда проедем почти до самого Орска по жел. дороге. Выкупались в Илецке в его знаменитом соленом озере, где такая плотная вода, что мешает плавать, т. к. водасовсем выталкивает человека из воды. До Дубиновки нам остается проехать 160 верст. Выехали из Илецка в 4 час. и, проехав 25 верст, остановились на ночевку в хуторе Казанском.

24(11) июня

Ехали целый день от этапа до этапа большими перегонами и за день продвинулись [на] 110 верст. Весь день снова были в Азии в Тургайской области, а вечером переехали через р. Урал и опять очутились в Европе. Тургайская область здесь уже довольно гористая. Уральский хребет тут вполне уже очертился, но высоких гор еще нет. Ночевали в станице Верхне-Озерной у священника. Визировали свои документы в Штабе 1-ого Оренбургского корпуса. Здесь нам предстоит катанье по Уральским горам. Местность здесь после скучных степей очень красивая.

25(12) июня

Выяснилось, что нам не нужно проезжать через Орск. Маршрут наш сейчас: на станц. жел. дор. Дубиновку, по жел. дороге до станции Сары (не доезжая Орска), затем прямо переезжаем на тракт в Таналыкскую станицу и по тракту снова большой перегон до станции Полтавка и дальше уже по жел. дороге на Троицк. Выехали на станцию Дубиновку. Дорога интересная — все время открываются виды на уральские предгорья (25 верст). Наконец, проехав на лошадях 880 верст, мы увидели жел. дорогу. Железная дорога действует здесь всего лишь на 100—150 верст и отрезана от всего мира. На линии имеется всего лишь 3 паровоза, и потому сообщение на линии весьма нерегулярно. Случайно шел поезд и взял нас на станции Дубиновка. Было страшно приятно спать в товарном вагоне после этих проклятых подвод. Нам показалось [6] очень комфортабельно сидеть на устойчивом полу вагона. Часов 5 ехали по направлению на Орск. Дорога (очень красивая) идет по долине реки Сакмара между Уральскими горами. Местность становится все живописнее и живописнее. Горы невысокие, чаще покрытые травой и редко скалистые; река вьется в широкой долине где много зелени, лесов пока нет. Вечером прибыли на станц. Кувандыка проехав всего лишь 35 верст. Поезд сегодня дальше не идет.

26(13) июня

Сидели весь день на станции Кувандыка, и только вечером нас забрал паровоз, и мы двинулись дальше. По некоторым соображениям решили ехать на Орск и оттуда по тракту, т. к. возможны иначе большие задержки с лошадями.

27(14) июня

На рассвете поезд нас довез до конечной станции дороги Губерля (25 верст от Орска). Уральские горы переходят здесь в степи. Дальше мы снова едем на лошадях. Задержались и выехали только в 9 час. на Орск. Нам предстоит последнее путешествие на лошадях. Надоело страшно трястись на скверных подводах. До железной дороги нам еще остается 150 верст от Орска, а там уже больше перекладных не будет, и до самого Омска мы проедем по жел. дороге. <...>

28(15) июня

Кажется, нам придется тащиться еще 200 верст на лошадях. Никто нам толком не может сказать, до какой станции доведена жел. дорога. По всей вероятности, до станции Бреды будем ехать на лошадях. Наряжают лошадей возмутительным образом, и мытеряем полдня в ожидании подвод. Снова попали в степи, где почти нет поселений и кочует Киргизия. Проехали за день всего лишь 75 верст. Заночевали в стан. Елизаветинской.

29(16) июня

Проехали стан. Екатерининскую, Павловскую, где думали уже погрузиться на товарный поезд, но поезда не оказалось, и мы поехали дальше на станцию Бреды. Добрались только до Наследницкой станицы, где и пришлось ночевать. Дело обстоит очень туго с лошадьми. Проехали лишь 65 в. за день. Завтра мы наконец заканчиваем свое путешествие на лошадях (остается лишь 30 верст до Бред). В общей сложности, мы проедем около 1150 верст на скверных повозках. Условия путешествия были хорошие, не было жарко и не было дождей. Затратили мы на этот переезд полных 16 суток. Усталости нет, только надоело ужасно.

30(17) июня

К 12 час. приехали в Бреды. Придется сидеть целый день и ждать поезда, т. к. вчера на станции произошло крушение, и нарушено движение. Железная дорога до Полтавки временная, и двигаться будем очень медленно.

1 июля (18 июня)

Сели в служебный поезд и добрались наконец до настоящей железной дороги, откуда мы уже в настоящих поездах двинемся на Омск. <...> В 8 час. вечера выехали из Полтавки на Троицк. Попадаем завтра в Армию Колчака, т. к. здесь до сих пор мы только видели Оренбургское войско, которое только недавно вошло в состав Сибирской армии и пока ни на что не похоже. Говорят, армия прекрасная, дисциплинированная. Ну, посмотрим. Страшно интересно, во что выльется наш приезд и удастся ли без Бубнова, который, видимо, задержался надолго, задуманное нами дело. Жалко, что мы не запаслись списками и официальными письмами.

2 июля (19 июня)

Приехали в Троицк, где получили литеру до Омска. Сразу же пересели в пассажирский поезд, который нас довез до станции Полетаево на Великом Сибирском Пути. Не дожидаясь свободного поезда, мы взгромоздились на угольную платформу первого отходящего товарного поезда и добрались до Челябинска.

3 июля (20 июня)

В 2 часа дня мы сели в Челябинске в прямой поезд на Омск. Наконец попали в мало-мальски культурную обстановку. Вот мы и у цели. Узнали о громадных успехах Добр. Армии (о занятии Харькова, Екатеринослава, Царицына) и, вместе с тем, подробности последних неудач Армии Колчака. Надо надеяться, здесь все [7] оправится и близок конец ненавистному большевизму. Государственный аппарат заметен во многом. Чувствуется власть, Армия здесь прекрасная, но после отступления от Волги сильно поредевшая в своих рядах. Готовятся к новому удару и резервы подводятся к фронту. Пока что мы еще не обнаружили хваленой сибирской дешевизны, цены на продукты чуть ли не выше кавказских. Поезда ходят неважно. Классных вагонов почти нет на всей линии.

4 июля (21 июня)

Наконец, после бесконечного трепания по степям и морям, мы в 12 час. приехали в Омск — столицу Российского государства и резиденцию Верховного Правителя Колчака. Всего мы ехали из Кисловодска 49 дней, считая двухнедельную остановку в Петровске. Без остановки мы ехали 21 день из Гурьева. На днях должна решиться наша судьба и судьба предполагаемого формирования гвардейских частей при Верховном Правителе России. К сожалению, все наши расчеты на адмирала Бубнова отпадают сейчас, т. к. он, оказывается, и не официальный представитель Колчака, да и так задержался, что поздно будет говорить о формировании Гвардии, когда он приедет. Страшно жаль, что у нас нет официальных списков офицеров, желающих ехать сюда, и что все это переданоБубнову. Теперь все зависит от того, какой взгляд будет на наш вопрос у Колчака.

 

СИБИРЬ

 

4—7 июля (21—24 июня)

После 5-месячного пребывания в Добровольческой Армии (Одесса, Новороссийск, Кисловодск и Петровск) и месячного путешествия в Сибирь я попал наконец в Омск, куда перебрался с целой группой наших офицеров, имея в виду служить в армии Колчака. Покидая Добр. Армию, мы все стремились на службу к Верховному Правителю России, предполагая, что наше место там, где Русское правительство и Верховная власть. За время нашего путешествия произошли очень важные события — признание власти Колчака Деникиным и колоссальная победа Добровольческой Армии над Красной Армией, в то время как Сибирская Армия находится в полном отступлении и сдала Уфу, Пермь и много городов восточнее этих пунктов. 4-го июля мы приехали в Омск и сразу же попали в ставку Верховного Главнокомандующего, т. к. мы вошли в контакт с нашим Ермоловым, состоящим при начальнике штаба Верховного, ген. Лебедеве, который страшно обрадовался нашему приезду сюда, т. к. здесь полное отсутствие офицеров. На наш приезд сюда и на предполагаемый переезд 100 гвардейских офицеров смотрят, как на клад, необходимый власти в такое переходное время. Офицерство, культурное и интеллигентное, стоящее на платформе диктатуры, может сыграть свою роль при предстоящих пертурбациях. Адмирал Колчак сейчас на фронте, и потому до его приезда мы задержались в Омске. Переполнение в Омске такое, что Ставка стоит на путях в вагонах. Нас также разместили в вагонах, и мы пребываем пока при Начшта, хотя с ним лично не говорили еще. О том, что с нами будут делать, конечно, до приезда Верховного Правителя решить не могут. Впечатление от правительства складывается довольно оригинальное. Здесь полное отсутствие старых деятелей, и всюду министрами сидят мальчишки, хотя и с большими способностями. Безлюдье здесь такое, что за всякого мало-мальски годного человека хватаются сразу же. После Добр. Армии, где сосредоточено все, что выдвинулось на поприще политического и общественного в России, удивляешься, как это Колчак единолично сумел создать здесь государственный механизм, хотя и далеко не удовлетворительный. В военном отношении тут создана хорошая, дисциплинированная армия, но, к сожалению, почти без кадрового офицерства, и потому видишь, какое преступление Деникин делал, не отпуская сюда офицеров. В Добр. Армии почти все русское офицерство, а здесь ничтожная кучка офицеров, а все остальное — рвань времен Керенского. Вместе с тем армия здесь значительно больше Добровольческой, и из-за отсутствия нужного количества офицеров ее всю нельзя ввести в дело. Сейчас на фронте заметно известное разложение, и армия отступает перед красными, не оказывая должного сопротивления. Впечатление создалось весьма скверное с первого взгляда, и у нас даже зародилось сомнение в серьезности здешней организации. Особенно после блестящих побед Добр. армии, которая продвигается громадными шагами к сердцу России. Ужасно обидно, что нас там нет. Но, вместе с тем, тут чувствуется государство, чего нет у Деникина. Разочарование не могло не захватить нас, т. к. мы выехали из Петровска под впечатлением побед Колчака и его занятия линий Волги, а, приехавши сюда, услышали о полной эвакуации Европейской России, и даже начались разговоры об очищении Екатеринбурга и Челябинска. Внутри Сибири шли все время восстания, и настроение населения многих округов заражено большевизмом. Нападения на Сибирский путь имели место всю зиму и весну, и только недавно в районе Байкала ликвидированы главные гнезда большевизма. Чехословаки [8] до сих пор играют роль поддержки правительства. Общее настроение Сибири мне не нравится, и видно, что она не пережила большевизма. Правительство, слава Богу, взяло твердый курс и мало считается с общим настроением, чувствуя, что настоящая Россия уже изжила большевиков и ждет освобождения от их ига. Союзники помогают, но мало. Американцы открыто защищают большевиков и покрывают их на Дальнем Востоке, их просто надо убрать отсюда как вредный социалистический элемент. Англичане снабдили армию снаряжением и, с французами, стараются помочь технически, но из-за расстояния до их метрополии и малой провозоспособности Сибирской дороги их старания дают маленькие результаты. Единственными настоящими друзьями являются японцы, которые готовы помочь всячески России, и живой силой, и материально. Войска их действуют на востоке и успешно ликвидируют большевизм на Амуре. Помощь материальная их чувствуется во всем. Официальное признание Верховного Правителя России иностранными государствами еще не произошло, но большинство их уже готово это сделать и только ждет прояснения горизонтов и полного разложения советской власти. Одни только японцы считаются с правительством Колчака как с правительством будущей России и, можно сказать, официально уже признали. К сожалению, не чувствуется уверенности правительства в своей силе, и нет твердой веры в то, что большевизм уже разбит и доживает свои последние дни. У некоторых прорывается мысль, что большевики, чувствуя крах в Москве, собираются пробраться в Сибирь, где им еще долго удастся продержаться, и что все их наступление имеет эту цель. Власть здесь хотя и твердая, но не сильная. Вся беда в последнем отступлении. Определенно говорят, что Деникин будет в Москве раньше Колчака и что Добр. Армия сыграет роль освободительницы. Оторванность Сибири от Юга все же сильно заметна, и нет того единства, о котором говорят. Существует, несомненно, конкуренция. Здесь правительство, там сейчас победа армии, и невольно получается странная картина. Правительство и Верховная власть не располагают той силой, которая сокрушает большевизм в самом сердце России. Все может, конечно, измениться за одну неделю, но вот какие настроения царствуют сейчас в умах.

8—10 июля н. с. (25—27 июня)

За последние дни более или менее определилась наша дальнейшая судьба. Ген. Лебедев по возвращении Верховного Правителя едет на фронт и везет нас с собой в одну из армий, где нам и предоставят или формировать полк, или влиться в старый полк сильно переполненным составом. Формирование Гвардии, как таковой, считается еще преждевременным, но создать сплоченную, крепкую часть, из которой впоследствии вырастет Гвардия, признано очень желательным, и нас хотят использовать в этом смысле. С этой целью послана телеграмма Деникину со специальным вызовом гвардейских офицеров в распоряжение Верховного Главнокомандующего. Аудиенция, имевшая место у начальника штаба Верховн., дала нам надежду на успешное формирование, тем более что предупредительность и любезность ген. Лебедева поразительны. Тот факт, что он везет нас с собой на фронт, доказывает, что он с нами считается, хотя мы сюда явились формальными атаманами, как здесь говорят, т. е. помимо ген. Деникина. После приезда адмирала Колчака с фронта мы должны двинуться отсюда.

11 и 12 июля (28 и 29 июня)

В три часа ночи 11 -го мы выехали специальным поездом Начштаверха в Екатеринбург. Кроме ген. Лебедева едет ген. Лохвицкий (приехавший из Франции и командовавший там русскими войсками), мы и Ермолов. Едем со всеми удобствами и вагоном-рестораном, где нас кормят с утра до вечера. На всех вокзалах выставляются караулы и не подпускают к нашему вагону публику. Вот уж неожиданная поездка в экстренном поезде после наших скромных странствований на подводах в уральских степях! Из разговора с ген. Лохвицким выяснилось, что из нас думают сформировать при его армии егерский батальон.

На фронте дело — дрянь. Отступление Северной Сибирской армии идет непомерно большими шагами. Произошло что-то неладное, и армия без особого нажима отходит, и уже сейчас красные перевалили Урал. Командующий Северной Армией ген. Гайда (чехословак) выгнан вон, и его винят в неудаче.

12-го утром выяснилось, что наш поезд не может идти дальше, и в ста верстах от Екатеринбурга мы застряли. Причиной нашей остановки служит усиленная эвакуация Екатеринбурга, который, видимо, будет сдан красным. Сотни эшелонов с беженцами и имуществом забили совершенно путь и, дабы не нарушать эвакуацию, наш поезд пока дальше не пойдет. Нач. Шт. Верх. и ген. Лохвицкий сели на автомобиль и проехали дальше в Екатеринбург, а мы застряли с поездом.

13 и 14 июля (30 июня и 1 июля)

На Северном фронте делается черт знает что, Сибирская армия почему-то совершенно разложилась и тикает без всякого давления. Положение таково, что эвакуируют все оставшееся мало-мальски приличным, хотят потерять связь с противником и в глубоком тылу сколотить новые части, влив большие резервы в остатки полков. Вся беда в отсутствии офицерства. Нельзя использовать живую силу даже в половине за отсутствием командного состава. Екатеринбург не сегодня завтра будет сдан. Командный состав далеко не навысоте. Все переругались. Главнокомандующий Северной армией ген. Гайда зарвался в политике, что привело к столкновению с Верх. Правителем, после чего его убрали. В настроении армии произошел перелом, и солдаты не хотят сражаться. Эвакуация идет полным темпом, но массу запасов и складов не вывезут. Население бежит почти поголовно, только явно большевистски настроенные рабочие остаются ждать большевиков.

Картина ужасно печальная! Снова все бросают на произвол судьбы, снова все бросается и сжигается. Екатеринбург, который более года был в руках Сибиряков, сдается разложившимся войскам Троцкого. Какой позор! Вот уж чего не ждали от армии Колчака, когда ехали сюда. Сил большевицких на фронте почти нет, т. к. все переброшено на Деникина, а вместе с тем все бегут. Южные дела лучше — армии не бегут, но отступление продолжается.

13-го вечером Нач. Шт. Верх. и ген. Лохвицкий вернулись из Екатеринбурга на станцию Богданович, где мы застряли. Лохвицкий принял Северную армию и оставляет нас с собой. Лебедев со своим поездом уехал обратно в Омск, а мы начнем скоро свою работу. Пока шатаемся при Лохвицком без определенных занятий, т. к. в такую минуту ничего нельзя предпринимать в смысле формирования. Ген. Лохвицкий производит прекрасное впечатление. Редко умный, с широким кругозором человек, и, кроме того, сразу же себя показал как энергичный военачальник. Пропуская остатки армии в тыл, он сам решил сидеть здесь и, при возможности, ознакомившись со своей армией, задержать наступление красных. Штаба при нем сейчас нет, и он обедает и завтракает с нами, рассказывая массу интересных вещей про французов и запад, фронт.

К счастью, Добр. Армия продвигается все дальше и дальше и уже входит в центральную Россию. Дай Бог, чтобы успехи были эти не временные и чтобы начались восстания внутри страны. Ждать отсюда помощи нельзя раньше месяца.

15, 16 и 17 июля (2, 3 и 4 июля)

Сидим по-прежнему на станции Богданович. Все время проходят эшелоны с войсками в тыл. Я вижу, что тут нужна только хорошая палка, и вся эта отступающая публика задержит как угодно красных. Людской резерв громадный, и нужно только умело его влить в части, разогнать часть штабов, и все дело пойдет хорошо. Мы все возлагаем большие надежды на ген. Лохвицкого, который, надо думать, разгонит всю эту шушеру, которая тут командовала и распоряжалась. [10]

Присмотревшись здесь, приходится убедиться, что тут делается та же чертовщина, что и в Добр. Армии. Организации нет никакой, снабжение поставлено отвратительно, войска стояли 13 месяцев без смены, резервы не подготовлены, командный состав никуда не годный, в войсках ведется пропаганда, всюду масса С-Р. Необходима коренная ломка, и при имеющемся людском материале можно создать армию, при наличии офицерства. Теперь понятно, почему на нашу группу офицеров обратили такое внимание и хотят нас использовать как кадр надежной части, так как при отсутствии приличного офицерства мы являемся самым желанным элементом. К сожалению, сейчас мы сидим без всякого дела, т. к. при всем желании в прифронтовой полосе ничего нельзя предпринять. Лохвицкий уехал вперед и с какими-то небольшими частями хочет задержать наступление обнаглевших красных. Екатеринбург сдан, и сражение идет у станции Косулино в 70 верстах отсюда. Южные дела тоже неважны, сдан Златоуст, и красные перевалят через весь Урал.

Как неверны были у нас сведения в Добр. Армии про армию Колчака, когда говорили, что это громадная дисциплинированная армия с колоссальными резервами. Все это могло бы быть при талантливых руководителях и при хороших организаторах, а сейчас все идет насмарку. Тут и академия, и военные училища, и людской запас большой, и дисциплина была в армии, а благодаря неумелому наступлению и распылению своих сил Армия сейчас никуда не годна и сдала богатейший район заводов с их сетью жел. дорог. Положим, все надеются, что через месяц армия оправится, пополнится и снова пойдет вперед. Без толку теряем время и ничего не делаем. Какого черта нас потащили туда, где нельзя формироваться?!

18(5) июля

Просидев более 5 суток на станции Богданович, мы, сев в поезд командующего армией, проехали на фронт, на ст. Боженово (в 40 верстах от Екатеринбурга). Команд. арм. ген. вызвал к себе поезд. Фронт проходит в 5 верстах от станции, но близости фронта не чувствуется совершенно. Наступления настоящего со стороны красных нет. Задача здесь — временно придержать их наступление, дабы дать возможность пропустить в тыл через ст. Богданович эшелоны поездов, идущие с севера, из Алапаевска. 22-го эвакуация с севера кончится, и отъедем в тыл, где начнется серьезная работа по формированию. Лохвицкий решил, что наш предполагаемый к формированию батальон будет находиться при нем. Произошли перемены в наименовании армии, и сейчас под общей командой ген. Дитерихса находится 3 армии, второй из них командует Лохвицкий (бывшая Сибирская армия). Мы все ничего не делаем и торчим весь день в поезде, без всякого толку. Скучно, а главное, теряем время, а затем будут гнать.

19, 20, 21 и 22 июля (6, 7, 8 и 9 июля)

Весь день 19 просидели на ст. Боженово. Красные ничего не предпринимали днем, а ночью произвели атаку, отбитую против нас, но на левом фланге обнаружился глубокий обход, и потому 20 утром было приказано отойти. Наш поезд отошел сразу на сорок верст от ст. Богданович. Кругом делается черт знает что. Первая армия потеряла всякую связь и отступает дезорганизованными бандами, причем все местные жители оседают в своих деревнях. С 3-й армией, действующей в районе Челябинска, нет настоящей связи. Вообще впечатление сложилось отвратительное. Армия отходит и не желает сражаться, а красные обнаглели и без всяких сил занимают по 30—40 верст в день. Фронтовые офицеры страшно ругают Штаб и тылы и винят их в неудаче. Офицеры здесь никуда не годные.

21-го мы все еще в Богдановиче. Приходил к нам начальник Екатеринбургской Императорской школы полковник Ярцев (гренадер) и капит. Малиновский (2-ой арт. бр.), оборонявшие последние дни Екатеринбург и сдерживавшие все время красных. Они сообщили массу интересных сведений и данных по делу об убийстве Государя и всей царской семьи. Они были первыми, которые после занятия чехами Екатеринбурга в июле 1918 года занялись расследованием судьбы царской семьи и розысками в костре, где была сожжена одежда царской семьи, образки Государя, велик. княжен, застежки и пр. Они сами исследовали подвал, где был расстрелян Государь, и нашли следы от пуль и кровь, которая затекла под половицы и, несмотря на старания скрыть следы преступления большевиками, обнаружили еще ряд доказательств. Картина преступления и режима, в котором жила последнее время царская семья, были ужасны. Оказывается, двое убийц были пойманы и сознались в расстреле, так что сомнений в смерти Николая 2-го и его семьи нет теперь никаких. 22-го мы должны были покинуть ст. Богданович и проехать с поездом в город Ялуторовск, который находится далеко в тылу по железной дороге на Омск. Там будет находиться штаб 2-ой армии, и мы будем формировать наш батальон. Но дело вышло не так, как мы предполагали, и на Камышлов—Тюмень—Ялуторовск нам не удалось проехать. Оказалось, что ночью у нас в тылу в четырех местах бандами местных большевиков был взорван путь, и поезд проехать не мог. Осталось только одно направление, куда нас мог доставить поезд. Это город Шадринск (железнодорожный тупик). Утром, когда [11] мы проснулись, мы все были крайне удивлены, увидев, что нас везут по какой-то дороге на юг. Часов в 12 приехали в Шадринск и погнали обратно поезд на Богданович—Камышлов в надежде, что он успеет еще проскочить через Богданович до сдачи станции большевикам (путь железнодорожники успели починить). Шадринск — симпатичный, захолустный уездный городок, заброшенный в Пермских лесах. Забавно, что лес подходит кругом вплотную к самым постройкам, и, верно, зимой по городу волки бегают. Мы переночуем в городе и завтра выедем на лошадях в Ялуторовск по старому Сибирскому тракту. Поедет нас целый караван — команд. армии, его походный штаб, мы, конвой и вещи. Перегон (200 верст) собираемся проехать в два дня.

23, 24 июля (10, 11 июля)

Выехали только в 10 час. и благодаря этому проехали за день всего лишь 85 верст, хотя всюду нас поджидали заготовленные парные экипажи. Я очень рад, что мы поехали через Шадринск, по крайней мере ознакомился с восточной частью Пермской губ. Местность здесь красивая — много леса, растущего по склонам небольших холмов, много рек. Поля занимают небольшие пространства среди лесов и рощ. Земля удивительно плодородная — черноземная, дающая прекрасный урожай. Население живет богато и хорошо. Постройки в деревнях часто двухэтажные, напоминающие городские. В Европейской России я нигде не видел таких богатых деревень, как здесь. Передвигаемся мы здесь в тачанках (плетенках), и не особенно трясет, т. к. после путешествия по Уралу и степям эта езда нам кажется комфортабельной. Лошади хорошие, идут полной рысью. К вечеру переехали в Тобольскую губернию. Переночевав в какой-то деревне, 24-го покатили дальше и к вечеру приехали в Ялуторовск — уездный город Тобольской губернии. Проехали 113 верст шутя, т. к. лошадей нам выбирали прекрасных. Население здесь густое, и одна деревня сидит на другой (вот чего не ожидал в безлюдной Сибири). Хлеба всюду масса, и понятно, почему большевики спешат сюда собрать урожай и забрать старые запасы зерна и муки.

25, 26, 27 июля (12, 13, 14 июля)

Вот мы и в Ялуторовске, а положение наше мало меняется. Штаб Армии сюда до сих пор не добрался, и команд. армии сразу не может нам дать формироваться, т. к. ничего не налажено и все находится в движении. Хотя, кажется, и отдан приказ наступать, но пока все катит в тыл, и не знаю, когда остановится. Беженцами забиты все дороги. Сидим, отрезанные от всего света, связи ни с кем нет, и даже не знаем, как идет наступление в Добр. Армии, которое имеет такое колоссальное значение.

Сведения, имеющиеся в городе, старые, и мы остаемся в том же неведении. Говорят, что из Омска сюда пробраться немыслимо — весь путь занят уходящими в тыл эшелонами.

26-ое июля. Штаб армии приехал сюда, и идет ликвидация старого Сибирского Штаба и формирование нового. Всюду перемены, начиная с начал. штаба Верховного. Вместо ген. Лебедева назначен ген. Андогский??. Дела на фронте идут так же скверно, и отдан Челябинск. Фронта настоящего нет, особенно в районе 1-ой Армии Пепеляева, и красные обходят всю армию с севера. Дело похоже на то, что отойдут в глубь Сибири на линию р. Тобола. Пока что мы снова переедем в район Шадринска, и мы там начнем формироваться. Ген. Лохвицкий все же думает своими силами удержать наступление, если будут обеспечивать фланги. Крах в армии растет ежедневно, и сейчас мало надежды на улучшение. Армия уже откатилась местами более чем на 1000 верст и все не может остановиться. Необходимо все строить на новых началах и переорганизовать всю армию, и только тогда можно будет начать наступление на Россию. Все это ужасно, и большевизм затянется еще надолго. Беспорядок и неурядица превзошли, кажется, всяческие ожидания. В Добровольческой Армии и то порядки лучше. Не знаю, что выйдет из нашего формирования при создавшемся положении на фронте. Настроение скверное, стараешься думать, что дома все хорошо, а вместе с тем вот уже больше полугода нет ни одной весточки, и живешь только догадками.

28, 29, 30 и 31 июля (15, 16, 17, 18 июля)

Продолжаем сидеть в Ялуторовске и состоим при ген. Лохвицком. На днях выяснится план дальнейшей войны на этом фронте, и потому мы пока не едем вперед. Возможно, что ехать формироваться ближе к фронту нам не придется, т. к. вполне вероятно общее отступление. 29-го ген. Лохвицкий нас покинул и отправился со своим походным штабом в Шадринск, а нам приказано сейчас переждать в Ялуторовске приход егерской, стрелковой и других рот, которые попадут в канву нашего батальона и затем отправятся на юг в район Кургана, и там начать работу по формированию. Работа будет трудная, т. к. здесь буквально нет ничего из того, что нам необходимо для формирования: ни обоза, ни лошадей, ни пулеметов, ни даже [12] необходимых в хозяйстве чиновников и писарей, обмундирование обещано в будущем. О людях я уже и не говорю, их пока нет и на примете. Я, по всей вероятности, буду ведать хозяйственной частью, и потому работы будет масса все первое время, т. к., не имея всего необходимого, нельзя пополняться людьми. Со штабами я уже познакомился, и они меня привели в полное уныние своими порядками и разрухой. Трудно будет что-либо сделать в таких условиях. Одна надежда на непосредственное участие в нашем деле ген. Лохвицкого, но, к сожалению, мы будем далеко от него первые дни формирования. По-прежнему стоим без всяких вестей и не знаем, что делается на фронтах.

1, 2, 3 августа (19, 20, 21 июля)

К сожалению, мы все еще не выбрались из Ялуторовска, и наше формирование задерживается. Сейчас у нас уже в распоряжении егерская и часть стрелковой роты, и мы могли бы двинуться в район Кургана к озеру Ачикуль для дальнейшей работы. Но тут произошел скандал: раскрыт большевистский заговор по взрыву большого железнодорожного моста через Тобол у самого города, и, в результате,нашими людьми был разоружен, арестован и сменен караул, охранявший мост, и наша егерская рота охраняет сама мост. Большая часть караула замешана в заговоре, и ночью мост должен был взлететь на воздух. Теперь, вероятно, этих господ ликвидировали.

4, 5, 6, 7, 8, 9 и 10 августа (22, 23, 24, 25, 26, 27 и 28 июля)

Задержка наша вышла очень кстати для нас самих, т. к. 4 и 5-го мы получили более 60 лошадей для нашего обоза и 40 повозок. Наконец 6-го, погрузив всех наших людей на повозки, мы двинулись к Кургану в район нашего формирования. Откровенно говоря, я не очень верю в то, что нам при существующем положении удастся что-либо хорошо создать. Отступление развивается, и красные продолжают гнать перед собой вдвое большую армию Колчака. Перебравшись на пароме у Ялуторовска через реку Исеть, мы пошли на юг вдоль реки Тобола. 6-го проехали 20 верст, т. к. поздно выехали, на второй день продвинулись еще на 40 верст, на третий еще на 40 верст и, наконец, на 4-й день 9 августа остановились в селе Белоозерском на берегу Тобола и дальше пока, до выяснения обстоятельств, решили не двигаться, т. к. обстановка на фронте крайне неопределенна, и части отходят за Тобол (в Белоозерске есть мост и для нас хорошо!). Красные, видимо, перейдут линию Тобола, т. к. войска по-прежнему ни к черту не годны и, при существующих порядках при штабах и в частях, держаться не будут. Сразу по приезде в Белоозерское я и Хвощинский покатили в Курган, где стоит штаб 3-ей армии, чтобы узнать, где стоит ген. Лохвицкий, но наша поездка не увенчалась успехом, т. к. здешние безмозглые штабы даже не могут дать ответа на столь простой вопрос (куда же дальше идти). Проехали 50 верст туда, 50 верст обратно, и 10-го числа вернулись к нашему батальону в Белоозерске. Решили поймать где-либо в окрестностях штаб нашей, т. е. 2-ой, армии, дабы толком узнать, где же нам формироваться, коли места нашего формирования чуть ли не через два-три дня будут заняты красными. Я уже предчувствую, мы будем гулять по Сибири, отступая перед красными, при таких условиях толку не будет никакого. Неужели нельзя нас поставить в глубокий тыл и дать два месяца на работу! Впечатление у меня от всего того, что тут делается, самое гнетущее.

11, 12, 13, 14, 15, 16 и 17 августа (29, 30, 31 июля, 1, 2, 3 и 4 августа)

Вчера вечером приехал Юра из Омска (наконец нас нашел!) и привез с собой 11 молодых офицеров. Нам дан приказ ретироваться за Тобол верст на 130 на восток, [13] т. к. сюда не сегодня завтра придут красноармейцы, но район снова дан неудачный, т. к. и близко от фронта, и далеко от железной дороги. Одиннадцатого утром, переправившись через Тобол, мы двинулись на восток и 12—13 продолжали наше движение, переезжая на подводах. Добравшись до нового района, мы, подыскав окончательное место нашей стоянки, остановились в прекрасной богатой деревне Журавлевке 14-го вечером. Зажили истыми буржуями в хороших, чистых, двухэтажных домах богатых сибирских крестьян. А живут здесь поистине богато, как нигде в России, а едят так, что прямо-таки закармливают совершенно. У всякого зажиточного сибиряка хороший большой дом, где почти всегда второй этаж представляет из себя приемные комнаты. Комнаты прилично обставлены, чисто, масса цветов в горшках. Я живу сейчас в настоящей оранжерее, столько у меня растет в комнате. 15-го мне пришлось вновь прокатиться на линию жел. дороги — на станц. Макушино, где стоит штаб 2-ой армии (45 верст).

18, 19, 20, 21, 22, 23, 24 и 25 августа (5—12 августа)

Получили новое приказание отойти за реку Ишим и встать в 50—60 верстах к северу от Петропавловска, где и начать серьезную работу по формированию. К сожалению, это опять не то, что нам нужно. Опять мы будем вдали от центров и от интендантства, и снова ничего не получим. 18-го двинулись к месту назначения, тем же порядком, т. е. в повозках и коробках, т. к. здесь вообще не принято много ходить. 19-го (6) августа наш полковой праздник провели в пути. 20-ого и 21-ого продолжали наш путь и, проехав верст 120—130, остановились в деревне Долматово на правом берегу р. Ишима. Деревня хорошая для стоянки, но поблизости нет ничего для формирования. Место нужно назвать весьма неудачным. Мы снова сидим отрезанными от всего жилого и кроме наших 175 солдат и 90 лошадей ничего не знаем. Обещанных пополнений все еще не дали, и пока все обещания остаются на бумаге. Нужно настаивать, чтобы нас убрали отсюда в город, дабы скорее выполнить ту задачу, которую мы на себя взяли, и создать действительно образцовую по нынешним временам часть. К сожалению, Хвощинский, командующий батальоном, далеко не на высоте и не настойчив в своих пожеланиях, и нас, кажется, и не собираются ставить в город. На фронте остановка, и красные дальше Тобола не пошли. Ужасно обидно, что мы, помимо нашей воли, не можем создать хорошей части, которые так нужны сейчас здесь. Достаточно только хорошо дернуть красных, как они покатятся назад, а частей нет хороших и некому этого делать.

26, 27 (13 и 14) августа

Приехал Вуич из Омска и сообщил преинтересные сведения о предполагаемом переводе нашего батальона в Харбин для настоящего формирования в распоряжение расположенного к нам ген. Хрещатитского, которому поручено формирование целого корпуса. Якобы уже послана телеграмма Лохвицкому Нач. Ком. Шт. Верх. ген. Дитерихсом об отпуске нас из его армии для переезда в Харбин. Мы страстно этого желаем, т. к. из работы в прифронтовой полосе ничего не выйдет, и мы только теряем время. Нам по-прежнему ничего не дают, и мы сидим даже без пополнения. На фронте отступление продолжается, и красные заняли ст. Макушино, (полдороги от Кургана до Петропавловска). Через несколько дней нам придется уходить из Долматова, где нам живется недурно (нас здесь закармливает швейцарец-сыровар). Вообще сейчас надо ставить крест на западную часть Сибири и готовить Армию повосточнее.

28, 29, 30, 31 августа, 1 и 2 сен. (15, 16, 17, 18, 19 и 20 августа)

Продолжаем стоять в селе Долматово. За эти дни выяснилось, что вопрос о нашем переводе на восток далеко не встречает сочувствия со стороны ген. Лохвицкого и что он всячески будет противодействовать этому. Он считает, что все формирования на востоке имеют специфическую окраску, стоящую на иной платформе, нежели Колчак, и что вся идея дальневосточного формирования является плодом интриг, преследующих чисто эгоистические цели, а не общегосударственные. Наше положение благодаря этому самое неопределенное: не то мы остаемся при второй армии, не то мы покатим в Харбин. Самое удивительное во всем этом — это необыкновенная переоценка нас, офицеров-преображенцев, приехавших из Добр. Армии. Все желают иметь нас у себя в распоряжении, и всякий желает восстановить у себя старый исторический полк, а вместе с тем толку довольно мало от нашей компании при столь неудачной голове, как Хвощинский (удивительно ограниченный и глупый человек). Наше формирование идет более чем слабо. Пришло пополнение молодыми, и прибыли юнкера Екатеринбургской школы. Работы много, но, к сожалению, все старания пропадают даром из-за нашего дурацкого места нахождения. Мы буквально ни до кого не можем добиться из-за расстояний и отрезанности от центра.

Скоро мы очутимся в прифронтовой полосе, т. к. красные продолжают энергично наступать и сбивают наших. Ну где при таких условиях, вблизи от фронта, готовить новую часть. Мы только продолжаем терять время. Пока нас не уберут в глубокий тыл, (а при современном отступлении это очень далеко), до тех пор толку от нашей работы не будет. Делается та же ошибка, которую делали все время, создавая прифронтовые формирования, не дававшие никогда хороших результатов.

Армия в полном отступлении — красные добились своего и забрали себе чудный урожай Пермской и Тобольской губ., но, видимо, решили не останавливаться и преследуют настойчиво отходящих. Омск трещит по швам, и этим поколеблется окончательно престиж власти Российского правительства, которое побежит из своей столицы. К сожалению, дошли вести из Добр. Армии тоже не утешительные — местами снова отступили наши. Иногда волосы дыбом становятся, когда подумаешь, сколько еще времени протянется эта война. И как сильны Троцкий и Комп. Когда я увижу своих? Лучше не думать, а только об этом и думаешь.

3, 4, 5, 6, 7, 8 и 9 сентября (21—27 августа)

Слава Богу, пришли известия о взятии Киева Деникиным. Может, все наши живы и здоровы и вне власти большевиков. Какая жалость, что я теперь вне Добр. Армии. Сразу бы узнал все. А теперь придется месяцами ждать известия. Дела у Деникина идут прекрасно, и наши, видимо, воодушевившись победами, тоже дернули вперед и с большим успехом продвинулись к Тоболу. Настроение сразу же поднялось, вдруг снова поворот будет в нашу сторону икрасные снова побегут к берегам Волги. Ком. ар. ген. Лохвицкий прекрасно настроен и надеется на успех. Мы наконец получили пополнение 600 чел., и работа закипела. У меня масса дела — приходится изощряться и применяться к обстоятельствам с моим хозяйством. Теперь у нас все же уже часть, и есть над чем трудиться (800 чел.).

10—20 сен. (28 авг.—7 сен.)

Дела на фронте идут успешно — красные отступают. Приехал Хвощинский из Омска и сообщил подробности о нашем дальнейшем формировании. По приказанию Верх. Правителя наш батальон переводится для продолжения подготовки в Омск. Вся комбинация с образованием корпуса на востоке потерпела фиаско, и ген. Хрещатицкий, собиравшийся взять нас в Харбин, остался ни с чем, т. к. вся его затея не понравилась Колчаку, завидевшему в этом какую-то сепаратистскую политику. Собравши свои пожитки, 13 сент. утром батальон двинулся походным порядком в Петропавловск на погрузку (60 верст). 14-го днем производили погрузку, причем бестолочь и беспорядки, царящие на жел. дороге, задержали нас на целый день.

15-го на рассвете двинулись на Омск (едем в товарных вагонах), 16-го прибыли [15] в Омск. Положение наше с квартированием обстоит не очень благополучно. Казарм нет, и пришлось провести целые сутки в вагонах на станции. Наконец, после ряда недоразумений и разговоров, мы 17-го вечером разгрузились и заняли несколько отдельных казарм в городе. Размещение скверное, и разбросаны по всему городу. Дел у меня с моим хозяйством масса. Трудно ужасно из-за инертности и глупости Хвощинского, который ничего не делает и ни к чему не способен. Вот обидно, что он среди нас старший и стоит во главе батальона. Мы поставлены в очень неблагоприятные условия формирования. Получить почти ничего нельзя, запасы все сейчас разобраны. Надежда на то, что мы будем все получать каким-либо экстренным путем через высшее начальство и иностранцев. Батальон наш сейчас, после чистки и откомандирования негодных элементов, сократил свой состав и насчитывает не более 650 челов. при 50 офицерах. Пополнения ждем для дальнейшего разворачивания. Уже некоторые результаты нашей работы заметны — батальон уже сейчас довольно подтянут и, сравнительно с прочими частями, хорошо дисциплинирован.

21—26 сент. (8—13)

Дело наше понемногу налаживается, но работа наша по снабжению идет очень туго. Иностранцы надавали батальону много вещей, но самого необходимого у нас нет — вооружения винтовками. 25-го Верх. Правитель вызвал к-ра батальона Хвощинского к себе и спросил о том, как идет формирование, разрешил обращаться к нему по всем нашим нуждам, приказал сразу же выдать белье и шерстян. фуфайки и обещал по его возвращении с фронта дать нам все необходимое. Он очень заинтересовался батальоном и сказал, что сам будет руководить и наблюдать за нашей работой. Не знаю, чем объяснить эту необыкновенную аттенцию к нам. Думаю, адмирала настроил таким образом наш друг и командир ген. Лохвицкий, от которого недавно приехал Верх. Правитель. Теперь, пожалуй, при руководстве самого Колчака, мы сумеем создать часть, необходимую в наше время и мало похожую на все те, которые формируются сейчас и ничего хорошего не обещают, часть, построенную на строгой дисциплине и беспрекословно исполняющую волю того, кто формирует наш батальон. Я думаю, Верх. Правитель, видя и понимая, что делается кругом, именно и рассчитывает видеть в нас тех, кто в тяжелую минуту сумеет постоять за него. По сформировании батальона он пошлет нас на фронт, и после боевого крещения части он развернет нас в полк. Дела на фронте идут прекрасно — армия (2-я наша) перевалила через Тобол. Красные тикают и сдаются. Говорят, деморализация полнейшая во всей большевицкой армии, и они долго не могут выдержать. Положение их у Деникина совсем дрянь, и они растерялись. Ленин и вся компания будто бы уже удрали из Москвы в Самару. Киев прочно освобожден, и, с Божьей помощью, мои все там уже во власти Деникина. Лишь бы только получить какое-либо известие оттуда, а там, может, и развязка близка с большевиками.

27 [сент.]—5 окт. (14—22)

Наша омская жизнь понемногу наладилась, и все идет более или менее ладно с точки зрения порядка, но зато капитальнейшие вопросы снабжения, вооружения и пополнения идут возмутительно — мы остаемся в том же положении, в котором были, и нельзя серьезно работать при таких условиях. Неопределенность наша в подчиненности затрудняет получение всего необходимого. Так и неизвестно, кому мы подчинены, Колчаку ли, Нач. Штаба Верх. или кому-либо другому. Положение на фронте хорошее, но совсем не такое блестящее, как говорят. Армия только на Тоболе, и красные совсем не бегут, как бежала раньше Сибирская армия. У Деникина, действительно, положение хорошее, но красные еще сильны, и все разговоры о сдаче преждевременны. Несколько дней назад по Омску циркулировали слухи о падении большевицкой власти, но теперь газеты опровергают эти слухи и утешают публику скорой сдачей большевиков. В Омске, несмотря на его столичное назначение и местопребывание Верх. Власти, грязище непролазное и трудно даже ходить по городу пешком. Город дряннейший. Мостовых почти нет, а там, где замощено, так трясет, что почти ехать нельзя. Освещения нет совсем, и с 6 час. город погружается во тьму. Население предпочитает сидеть дома вечером, и на улицах пусто. Жизнь тоскливая ужасно. Живу я один в казарме, т. к. до сих пор себе не разыскал комнаты. Скорее бы узнать, что дома, как в Киеве, где все дорогие и любимые. Стараешься меньше задумываться, чтобы только скорее прошло это проклятое время и снова можно было бы начать жить.

6—18 октября (23 сент. — 5 окт.)

Продолжаем наше формирование в Омске. Вооружились, получили 42 пулемета на наш батальон, но с пополнением и снабжением хуже. События разворачиваются медленно. На фронте здесь пока без перемен. У Деникина взят Орел, и двигаются к Туле. Москва в опасности для красных, и потому они, верно, удерут в сочувствующую им Сибирь или Туркестан. Впечатление создается такое, что, потерпев крах на юге и [16] в центре России, они попытаются бросить все свои силы на Сибирь, где коммунисты, которым все равно нечего больше терять, постараются во что бы то ни стало прорваться в тайгу или степи, где многим из них удастся скрыться. Если Добров. Армия разовьет успех и возьмет Москву, несомненно, для ликвидации большевиков необходимо сильное наступление здешней армии. Во всяком случае, сейчас во что бы то ни стало нужно удержать наступающих красных. Первая их попытка наступления на Тобол почти ликвидирована, и им, кажется, основательно всыпали.

19—28 окт. (6—15)

К сожалению, опять на фронте крах, и армия покатила назад. Положение становится серьезным, и надежды на хорошее сопротивление красным очень мало. Армия ни к черту не годна, да и организация ее тоже мало от нее отличается. Творится такая чертовщина во всех управлениях, что трудно ужасно что-либо делать. Внутри всюду сильнейшие восстания, и большие пространства находятся сейчас во власти местных большевиков. Чувствуется какая-то растерянность, и власти нет надлежащей. Приходится убеждаться в том, что и здесь у нас нет государственных людей. Колчак сейчас в ужасном положении, но он сам виноват, что окружил себя такими людьми, как его министры и генералы, слабее было трудно придумать. У Деникина, слава Богу, дела идут хорошо. Киев снова был в руках большевиков дней пять, но теперь он опять в Добр. Армии. Ужасно беспокоюсь за своих, что там с ними было в эти дни. Большевики должны были свирепствовать в городе за этот краткий период своего царствования.

Наши батальонные дела идут неважно — все та же канитель со снабжением и пополнением. Дело почти не двигается с места. С одной стороны, все на каждом шагу ставят палки в колеса из-за проклятой формалистики, а с другой — и Хвощинский совсем непригоден как командир. Положение наше в смысле боевой готовности отвратительное — мы и малочисленны, и не можем передвигаться, а время тяжелое. Нам даже дан в распоряжение большой участок города на случай восстания (вот уж чего не ждали). Единственное, что у нас сейчас хорошо — это офицерский вопрос. Сейчас мы набрали много новых офицеров, приехавших из России круговым путем через Индийский океан. Собирается приличная компания офицеров, что так ценно в части. Свою работу я уже наладил, хотя все приходится набирать самым неестественным путем.

В Омске бешеная дороговизна (сажень дров почти 1500 руб., масло 25 р. фунт, свечи 100 руб. и пр.). На улицах грязь непролазная, по вечерам тьма кромешная. Мороза все еще нет и сравнительно тепло. Пока сибирская зима не так уж страшна — жить можно. Настроение в городе в связи с последними событиями повышенное и даже паническое.

29 окт. — 3 ноября (16—21 окт.)

За последние дни произошли громадные для Омска события. Армия уже сдала Петропавловск и перевалила через Ишим. Красные наступают почти без сопротивления, и если так будет продолжаться, то Омск через несколько дней будет сдан. Объявлена спешная эвакуация всех учреждений и министерств. Все стремятся уехать, в кругах паника. Омск должна оборонять группа ген. Войцеховского, куда входят образцовая Егерская дивизия и наш батальон, на который возлагают почему-то большие надежды. Мы получили 700 чел. пополнения и у нас было около 1350 чел., но сейчас идет усиленная браковка, т. к. люди никуда не годятся, и в батальоне останутся не более 1000 чел. Одеваемся, обзаводимся и вооружаемся бешеным темпом, т. к. к 15-ому мы должны принять боевой вид. Пополнение наше не обучено и раздето.

Положение наше незавидное. Верховный Правитель снова вызвал Хвощинского и сказал ему, что временно, на это тяжелое и ответственное время, он подчиняет нас ген. Войцеховскому, хотя знает, что мы не готовы, но все же верит в нас и надеется, что мы сумеем постоять, когда придет необходимость. Вся оборона Омска на случай всеобщего бегства и поддержание порядка в городе, подавление всякого мятежа, возлагается на нас и Егерскую дивизию, которая сейчас, после семимесячного обучения, представляет из себя силу. Ужасно обидно будет неподготовленными и необученными, без средств связи, выступить в бой. Работы у меня сейчас по горло, и на днях думаю свою материальную часть поставить, несмотря на все трудности, на должную высоту.

В атмосфере чувствуется страшная нервность. Правительство совершенно потеряло голову, адмирал волнуется, конечно, т. к. его положение, как никогда раньше, пошатнулось, и возможен полнейший крах всей омской комбинации. Общество и население, как полагается, безучастно и только думает, как бы удрать из Омска, и все призывы к населению остаются гласом вопиющего в пустыне.

Какая, в общем, творится чепуха. Целые полтора месяца мы просили нас пополнить и вооружить, дать нам все необходимое снаряжение, и мы ничего не получили, а теперь, когда грянул гром, нам и людей (кстати сказать, вместо отборных — сущую рвань) дают необученных и не видавших винтовок и требуют быть боеспособными. [17] Мы еще из пулеметов и винтовок и не стреляли, т. к. недавно их получили и только ознакомились с оружием.

Первого ноября, после омской грязи, вдруг установилась зима. Сразу хватили 10-градусные морозы, и Иртыш и Омь стали в 2—3 дня, так что уже по льду ходят. Вот когда почувствовалась Сибирь.

4—9 ноября (22—27 окт. ст. ст.)

Омск переживает свои критические дни. Идет спешная эвакуация, т. к. красные все двигаются вперед и скоро появятся около города. Армия наша, несмотря на оказываемое красным сопротивление, отступает, т. к. большой численный перевес у противника принуждает к этому, а пополнения у Армии нет. Вопрос сдачи Омска — вопрос дней, и на этой почве у главнок. ген. Дитерихса произошло разногласие с Верховным, который во что бы то ни стало хочет удержать столицу. Дитерихс ушел, и на его место назначен истеричный ген. Сахаров, который ничего хорошего не обещает. Кроме того, идут усиленные интриги, и левые социалистические круги подымают голову. Положение Колчака сильно пошатнулось. Думают напрячь все силы и удержать красных перед Омском, но я мало верю в здешних организаторов, да и население ждет большевиков. Красные подошли к Омску уже на 100 верст. Издаются самые панические распоряжения, собирают гражданское население для несения караульной службы, устраивают облавы, не имеющие никакого смысла. В городе ожидают восстания, и большой участок города дан нашему батальону в полное распоряжение на случай мятежа. В командном составе снова перемены. Ген. Лохвицкий покинул пост командарма 2-ой и передал его Войцеховскому из-за полного расхождения с главнокомандующим Сахаровым. Здесь определенно берет верх республиканское и демократическое начало, и потому мне кажется, что все рухнет очень скоро. Верхов. Правитель, уступая всяческим влияниям и настроениям, делает определенные глупости и окружает себя неверными людьми. Отдельная Омская группа, куда входил и наш батальон, распалась вновь по настоянию ген. Лохвицкого и переходит вновь в распоряжение Верховного. Батальон, по нынешним временам, представляет из себя силу, у нас сейчас с офицерами 1250 чел. Снабдить, одеть и снарядить батальон я успел, кажется, всем, чем можно было. У нас за короткий срок формирования естьпочти все, несмотря на все трудности. Мы все же создали часть, и часть незаурядную, и на нас уже возлагают большие надежды. Ген. Лохвицкий даже совсем поругался с Сахаровым из-за нас, т. к. последний, имея против нас зуб, хотел нас неготовыми послать сейчас на фронт. В общем, положение корявое. Не сегодня завтра, придется куда-нибудь двигаться, а мы ведь не готовы с пополнением, которое ничего не знает, да и, кроме того, установилась страшная распутица после морозов, и не знаешь, на чем двигаться, на колесах или на санях. Видимо, придется бросить много добра, которое мы не сможем вывезти.

10—15 ноября (28 окт. — 2 нояб. ст. ст.)

Омск накануне падения. Мы пока несем охрану Омска. Настроение в городе тревожное. Нам приказано перейти на 100 в. восточнее Омска, т. к. оборона Омска возлагается на отходящие части. Ни одной минуты не верю в то, что Омск удержат, т. к. красные идут большим обходом с севера от Тобольска. 12-го уже слышна артиллер. стрельба. Ликвидировали тюрьму еще 10-го, что доказывает, что сдача города близка. Наконец 13-ого утром мы выкатили из города, собравши все свои пожитки и имущество. Нареквизировали уйму лошадей с повозками самым безобразным образом, хотя и по приказу н-ка Омской группы.

Вышли мы на санях, т. к. уже установился санный путь. Холод стоит изрядный, с пургой. Пошли мы вдоль реки Оми. Дошли до деревни Андреевка (20 верст). 14-го двинулись далее на восток. По всем дорогам идут большие обозы, и ходят слухи о том, что уже сдали Омск. Настроение у частей полупаническое, приказаний ни от кого нет, и никто толком ничего не знает. Штабы, вероятно, уже удрали вперед, и мы можем очутиться в глупейшем положении. Красные во всяком случае перешли Иртыш севернее Омска и грозят обходом. Ночевали в дер. Кормиловка в 40 верст, от Омска. Днем 14-го сдали без боя Омск. Начинается катастрофа. Чувствуется, что теперь удержу армии не будет. Деморализация армии полнейшая, некоторые части больше не желают сражаться, фронта больше нет, и все куда-то идут на восток, преследуемые красными. 15-го дошли мы до Георгиевской. Слухи распространяются самые панические, что красные нас обходят и т. п. Мы попали сейчас в самую волну отступления, и потому, конечно, нам не придется задерживаться.

16—18 ноября (3—5 ноября ст. ст.)

На станции Калачинская получили приказание двигаться дальше на восток в распоряжение Н-ка Шт. Главное, без указаний куда. Решили действовать самостоятельно и продвигаться к Татарску и далее. Ввиду того, что фронт нас нагоняет с [18] отступающими толпами каких-то людей, мы решили далее продвигаться на подводах. Собрали лошадей только к 18-ому, отобравши их у местного населения, которое почти все большевистски настроено. Реквизируем многое у населения и, в общем, ведем ту линию поведения, которая настраивает всех против нас, но все равно, теперь время такое, что не приходится останавливаться перед этим, иначе красные нагонят. Много народу дезертировало за эти дни, обнаруживши свою физиономию. 16-го дошли до Глухова, а 17 мы промахнули сразу 60 верст через дер. Крутолучинская до Стефановской, пройдя всю ночь. Все переполнено и забито, и приходится многим ночевать на дворе, хотя стоят большие морозы (до — 20 Реомюра). Что будет дальше — трудно сказать. Нам нужно скорее связаться с Лохвицким и узнать обстановку. Может, скоро придется собираться офицерству и пробираться на восток.

Красные продвигаются дальше довольно скоро, точно сейчас не знаем. Положение печальное, в то время как Троцкий празднует победу. Правительство сейчас в Ново-Николаевске и пока еще якобы функционирует. Бедный Колчак. Сегодня 18-ое — годовщина его верховного правления, и что ему приходится переживать после года стараний и трудов.

 

Рукой моей матери в дневнике сделана приписка (Л.-В.):

«Скончался в 5 ч. утра 7/20 ноября. Похоронен 13/26 ноября на ст. Барабинской».

19-го ноября они встретились с красными, но отбили атаку. Вымученные, усталые предыдущими днями: — «17-го мы промахнули сразу 60 верст через дер. Крутолучинская до Стефановской, пройдя всю ночь».

Офицеры легли спать в доме священника, не подозревая, что есть засада. Их разбудила группа красноармейцев и приказала встать к стенке на расстрел. Брат моего отца, Юрий Дмитриевич Литовченко (он упомянут несколько раз в дневнике: «Юра»), попросил одеться, «чтобы не предстать в неподобающем виде перед Господом Богом. По-видимому, пораженные такой просьбой, они разрешили. Офицеры были расстреляны. Юрий Литовченко был убит сразу. Мой отец дожил до утра. (1891—1919)

Из всей группы офицеров выжил лишь Стахович, он и передал дневник моей матери уже в эмиграции, в Югославии.